This is Sandormokh. A forest tract in Karelia, where 6421 people were killed during the Great Terror, in memory of which many monuments and memorial signs were erected in the real Sandormokh.
Virtual Sandormokh is different. Wherever you go, you will see works by contemporary artists or entrances to historical routes.
Passed routes and found objects will be marked in the list in the right corner. You can click on the names and read descriptions of routes and works of artists. But the works of artists and the routes themselves cannot be accessed from the menu, they can only be found in the forest.
To move, press the arrows on your keyboard or the WASD buttons. To control the camera, press the left mouse button and move it.
Don’t forget to turn on the sound.
В маршруте звучат документальные рассказы родственников жертв Сандормоха, записанные в 1999 году на Дне Памяти, – а также воспоминания исследовательницы Ирины Флиге, записанные в 2020 году.
Также в маршруте впервые в таком объеме публично представлены документы из следственного дела по обвинению сотрудника ленинградского НКВД М.Р. Матвеева, сотрудников НКВД Карелии А.Ф Шондыш, И.А. Бондаренко и др. – где изложены подробности обращения с приговоренными в изоляторе Медвежьегорска и последующих расстрелов в Сандормохе.
Чтобы выйти на маршрут, найдите ворота с указателем “Пропавший этап”:
С. М. Прокудин-Горский. Общий вид Соловецкого монастыря [от острова Бабий]. 1916 год
В 1920 году в Соловецком монастыре расположился лагерь для политических заключенных. В результате пожара в 1923-м главный собор потерял купола и кресты, вместо них башенки заколотили досками. В 1997 году на купюре в 500 рублей Соловки так и предстали без куполов и крестов. И только через 13 лет, в 2010 году, лагерь на купюре заменили на монастырь.
Купюра 500 рублей 1997 года. Источник
В 1937 году в ходе Большого террора сюда, как и в другие места, были спущены квоты. Администрация должна была отобрать около 1000 человек к суду тройки, который этих людей приговаривал к расстрелу. Потом квота увеличилась, всего были отобраны и приговорены 1825 человек. Самый крупный этап – 1111 – отправился на материк в октябре.
Пароход «Глеб Бокий» Источник
Соловецких заключенных перевозили на пароходе «Глеб Бокий», названном в честь одного из первых чекистов, который руководил террором ещё при Ленине. Бокий считался куратором Соловков и, по совпадению, был расстрелян буквально через неделю после расстрела основной части соловецкого этапа. Пароход к тому моменту сменил имя на С.Л.О.Н., затем на «Николай Ежов». Ежов, который подписал указ о начале Большого террора, тоже был расстрелян, три года спустя.
С момента отплытия след заключённых терялся. Ходили легенды, что баржа с ними была затоплена, или что их отправили в Сибирь. Родственники ничего не могли узнать. На запросы им отвечали «не числится». Это была характерная формулировка именно для Соловков. В других местах отвечали «10 лет без права переписки». Как и «не числится», это всегда означало расстрел.
Вениамин Иофе. Источник: Архив Фонда Иофе
В 1989 году основатели петербургского «Мемориала» Вениамин Иофе и Ирина Флиге отправились в Карелию на Первые Дни памяти и открытие Музея соловецкого лагеря. Он был совсем маленьким, но его появление было символически важным. Туда же ехали и родственники соловецких заключенных. Познакомились в поезде, рассказали друг другу свои истории. Выяснилось, что даты смерти в справках у всех почти одинаковые, в пределах одной недели.
После этого у Иофе и Флиге ушло несколько лет на то, чтобы найти другие данные этого массового расстрела. Они постоянно следили за публикациями, и в 1996 году в одной из новых книг нашли упоминание папки с материалами суда над карельскими расстрельщиками. Они запросили эту папку в архиве НКВД Карелии. Папку выдавали нехотя, не позволяли много копировать, копии приходилось резать, забрать можно было только обрезки – так называемую «лапшу».
Из показаний одного из исполнителей расстрелов Н.Н. Миронова. Источник: Протокол судебного заседания Военного трибунала войск НКВД СССР Ленинградского округа. 24–26.05.1939. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д.№11602. Т.4. Лист дела не зафиксирован
Суд над расстрельщиками, стенограмма которого была в папке, носил фарисейский характер. Их, конечно, не судили за расстрелы, что было бы невозможно внутри той же расстрельной системы – только за превышение полномочий. Вероятно, эти сотрудники просто перешли кому-то дорогу. В суде вскрылась чудовищная жестокость расстрельщиков в обращении с заключёнными: их били, душили, протыкали штыком, везли по пятьдесят человек в кузове, укладывали в ямы и расстреливали.
Юрий Дмитриев и свидетели раскопок в дни обнаружения Сандормоха. 2 июля 1997 года. Источник: Архив Фонда Иофе
Сандормохский лес. 2 июля 1997 года. Источник: Архив Фонда Иофе
В документах оказалась и конкретная информация – географическая точка. Один из расстрельщиков вскользь упомянул расстояние от Медвежегорска до расстрельного полигона – 16 километров – и название близлежащей деревни. Исследователи поняли, о какой дороге идет речь. И вскоре выехали искать. К их экспедиции присоединился Юрий Дмитриев, который со своей стороны изучал судьбы репрессированных жителей Карелии, а также заключенных местных лагерей и политических ссыльных. Через пару часов после того, как Иофе, Флиге и Дмитриев приехали на место, Дмитриев обнаружил проседания почвы и понял, что это расстрельные ямы. Начали копать и нашли множество останков, все с простреленными черепами.
The route uses documentary materials: banners from the festive demonstrations and parades of 1937-1938; banners from the late 1980s and early 1990s rallies; slogans from patriotic rallies and individual pickets from the turn of the century 2010s to 2020s; and banners from the “Monstrations” (2010s).
There are also posters with portraits of: Politburo members from the 1937-1938 rallies (Kliment Voroshilov, Nikolai Yezhov, Andrei Zhdanov, Lazar Kaganovich, Mikhail Kalinin, Vyacheslav Molotov, Anastas Mikoyan, Josef Stalin); posters with silhouettes of people – in memory of the repressed – from the Perm Memorial column from the late 1980s; and posters modelled on those of “Immortal Regiment”. We respect the memory of veterans of the Great Patriotic War, so we do not use real photographs: the faces are generated by a neural network within the project of the artist Pug Heel & Vip Zip. This artist is also the author of the soundtrack, which is based on the sound of Soviet newsreels from 1938-1937, as well as documentary recordings of rallies and demonstrations from the late 1980s to the present day.
Sandormoh is the place where thousands of people from all walks of life, classes and nationalities of the Soviet Union were executed. Next to writers, theatrical figures, scientists, officials, clergymen and politicians lie the workers and peasants in whose name the revolution was made. All these people represent 58 nationalities: Russians, Ukrainians, Belarusians, Georgians, Armenians, Tatars, Vainakhs, Finns, Lithuanians, Poles, Czechs and many others. Against the backdrop of mass repression, it was especially important to maintain a sense of national unity. The 1930s were a time of grandiose gymnastic parades, during which toboggan slides, track and field equipment, ski-runs and even rag rink pools were paraded around Red Square. And in addition to the sporty ones, there were other wonderful elements of Soviet life, such as sunflower fields, merry-go-rounds, planets and power stations. All this impressive theatrical machinery was reminiscent of Renaissance mystery. In this context, it is not so absurd that the world theatre reformer Vsevolod Meyerhold, who was deprived of his theatre and his job in 1938, had to rehearse with students from the Lesgaft Institute in Leningrad in 1939 for their performance at a physical education parade. He was arrested during the rehearsals and shot in Moscow six months later.
Sports parade on Red Square. Photographer Sergey Vasin, 1938. Source
Sports parade on Red Square. Photographer Sergey Vasin, 1938.Source
Demonstration on Red Square on May 1, 1937. Photographer Ivan Shagin. Source
Common view of the parade on Red Square. November 7, 1938. Photographer Leonid Velikzhanin.Фото “Общий вид парада на Красной площади”, 7 ноября 1938, г. Москва – История России в фотографиях (russiainphoto.ru) “Pravda” newspaper. Jan 31, 1937.
Apart from the physical education parade, the grandiose parades of the 1930s were also held on 1st May, Labor Day, and 7th November, the anniversary of the October revolution. The 20th anniversary parade of the October Revolution coincided with the period of the most massive shootings of the Great Terror. On the banners were giant images of Stalin and his name, which was identified not only with major state achievements, successes and victories, but also with the simple word “happiness”. And in those same years his signature is classified as “secret” – on the execution lists (not all of them he personally signed, but many).
The debunking of the cult of personality in 1956 did not make the subject of repressions пa matter of public discussion. All the more so as the repression continued, albeit on a smaller scale. It was not until the late 1980s that one could talk about them openly. In the wake of perestroika, people who wanted to understand the experience of arrests and shootings and demanded their condemnation on a national and social scale poured onto the streets. “Our parents have no graves”, “I would like to name everyone”, “No to Stalinism” – all sorts of slogans floated in the crowds of many thousands. The creation of the Memorial Society became an urgent need, in order to close the door to violence to the state once and for all.
Speech by Sergei Kovalev at a rally on June 25, 1988.Source
Rally on March 5, 1989. Photo by Dmitry Borko.Source
Rally on March 5, 1989. Photo: Dmitry Borko. Source: http://prequel.memo.ru/
The column of the Perm Memorial at the May Day demonstration. Late of 1980-sSource
In the new Russia it seemed possible to develop a culture of rallies, public protests and freedom of speech, both in the press and on the street. It seemed in turn that the practice of parades and demonstrations was becoming a thing of the past. But since 1995, the Victory Parade, which had previously been held only four times in the fifty years since the war, has become an annual event. Since 2008, heavy military equipment began to take part in the parade. On May 9, 2012 Tomsk hosted the first “Immortal Regiment” parade, which later became nationwide. That year, 6 thousand people took part in it. A few days before May 6, 2012, Moscow hosted the largest rally against the presidential election results in the history of modern Russia, which ended up on Bolotnaya Square. According to various calculations, from 30 to 120 thousand people have taken part in it. More than 30 people received prison sentences. This was followed by an intensification of the fight against street protests in Russia. Gradually, the only possible form of street protest in Russia became a single picket. Since 24 February, the form of a picket has been retained but virtually guarantees detention.
The central branch of the Memorial Society in Moscow has been liquidated at the suit of the Prosecutor General’s Office. The liquidation process began in 2021 and was completed in spring 2022. The official reason for the liquidation was that a number of public materials were not marked as ‘foreign agent’, thus violating the law on foreign agents. At one of the last trials, the prosecutor said: “Why do we, the descendants of the victors, have to watch attempts to rehabilitate traitors and Nazi collaborators with impunity? Why, instead of pride in a country that won a terrible war and liberated the world from fascism, are we being encouraged to repent of our supposedly hopeless past?”
On May 9, 2022, more than 1 million people marched in Moscow for the “Immortal Regiment” action.
This route uses only documentary recordings: excerpts from the speeches made by participants at the Sandormoh commemoration rallies on 27 October 1997, 5 August 1999, 5 August 2013, 5 August 2014, 5 August 2015, 5 August 2016, 5 August 2017, 5 August 2018 and 5 August 2019.
To get out on the route, find the gate with the sign ‘Not to be repeated’. You will find this gate at the very end when you pass the rest of the routes and locations. It’s the last one. You can’t jump off this route, like the spiral of history.
On 27 October 1997 people gathered for the first time at Sandormoh to commemorate the dead. Most of them were those who had been searching for their relatives’ graves for 60 years. Old women – the wives of young men who had been shot – had found their husbands. Children and grandchildren found their fathers and grandfathers. Many local people accidentally read the list of victims that Yuri Dmitriev published shortly before the opening of the memorial in a Petrozavodsk newspaper. In those days not all the names of the victims were identified yet. Later Dmitriev added more names and new people found the graves of their relatives here. But the relatives of the Solovetsky prisoners had long been in dialogue with Memorial and followed their search in detail. The names of the prisoners were known in full.
High officials, representatives of the presidential administration, the leaders of Karelia and diplomats from various countries came to the opening of the memorial. Many gave speeches. The leitmotif of all the speeches was one thing: what happened here in Sandormoh must not happen again. The opening of the memorial is not only a remembrance of the victims, but also a testament to the non-repetition of violence.
October 27 is the anniversary of the first day of the execution of the inmates of the Solovetsky prison camp in 1937. In Sandormoh itself, the shootings started earlier, with the beginning of the Big Terror, officially counting down from 5 August 1937. Since 1998, this very day has become an annual memorial day in Sandormoh.
Every year the leitmotif is repeated in the speeches of all the guests: “Never again”. Every year it grows bitterer and bitterer.
Dante’s Divine Comedy describes the circles of hell. For tyrants and brigands is intended circle Seven. Hence the title of my project.
Even Solzhenitsyn resorted to comparing the totalitarian regime of the USSR under Stalin and the Gulag with Hell on Earth, titling his work In the First Circle. It is dedicated to the workers of the prison design bureaux, whose conditions of imprisonment were relatively mild. In my version of the 7th circle, I place the servants of the regime themselves, the NKVD officers, the minders, the executioners, those who were cogs in the machine of terror, and others. It is no secret that many of them became victims of the same system during the Great Terror. In a sense retribution has caught up with them in this life. I think that the life of a “chieftain” in such a system is not much better than that of a prisoner. A person is already immersed in an inferno of constant fear, mistrust, a feeling of vulnerability and total control, even if they are not aware of it and are formally at the top of the food chain. This is how their dehumanisation occurs, their descent into Hell begins while they are still alive.
The sculpture depicts the Guardian of Hell, a monstrous figure in a cotton wool jacket, who is tormenting human figures dressed in the same clothes. Jackets were worn both by prisoners in the northern latitudes and as part of the uniform of the guards in the Gulag system.
The demon is not so much an otherworldly force, as an image of the most inhuman system and the totalitarian barracks regime.
Serving as a warning to all who are enticed by the power of the “Strong Hand”.
This is where the earth soaked in blood and became the last place for six thousand two hundred and forty-one people. Mark this place on your inner map and never forget it.
The bonfire is a traditional place of preservation and replenishment in video games. In the Sandormoh forest, bonfires lit executions. Here their smoke forms the number 1111 – the number of victims of the first Solovetsky stage alone. Conservation is not possible.
The artist uses a popular in contemporary Russia slogan, associated with the heroes of the Great Patriotic War: “We remember. We are proud.” The artist puts this slogan in the context of repressions, showing that the memory of repressions in Russia is not sufficiently comprehended, and this page in russian history is a cause for sorrow, not for pride.
A campfire is a traditional place for saving and replenishing health in video games. In the Sandormokh forest, bonfires illuminated executions. Here their smoke forms the number 1111 – the number of victims of only the first Solovetsky transit. Saving is not possible.
The image of Sandormoh is conveyed in simple graphics. The artist’s work is applied to the stone as an alternative version of the famous monument “People, do not kill each other”, erected here as one of the first in 1998.
Violence is always a chain. A single case gives birth to a pattern; violence works like an epidemic. It has different “incubation periods”: for example, institutional violence may seem dormant at some point. But the consequences of an earlier act of violence still manifest themselves one day, triggering another epidemic, a chain reaction. A crime against an individual escalates into a crime against humanity.
The great terror is a great epidemic, the pathogen of which has not been studied and consequently not been eradicated. And today we are again seeing outbreaks of the deadly contagion of violence.
A chain of domino bones – a chain of bones of murdered people who were mowed down one by one by the Soviet sickle. Now they are the grass of Sandormoh. Let the grass, as H. Miller bequeathed, be a lesson in morality. Let the green stalks of memory continue to sprout through generations. And one day they will outlast iron links of death-dealing chain.
Let’s imagine that some of the world’s most famous architects were invited to design a monument for victims of Stalin’s repressions. The architects selected to present final projects in the competition are Zaha Hadid, Frank Gerhy, and Shigeru Ban. The monument will stand in the Sandormokh forest not far from the original 1997 modest monument.
We see familiar pine trees in each proposal renderings – exactly like in our real Sandormokh forest. The proposal of each architecture studio reflects their unique architecture language – dynamic asymmetrical shapes by Gerhy, fluid and complex forms by Hadid, and use of traditional materials such as bamboo by Ban.
I created these imaginary architecture proposals using Midjourney Image Synthesis AI. It was trained on millions of images from the web. It “learned” content, styles, and aesthetics of these images. The imaginary designs AI made reflect the styles of the famous architects that I chose. AI also placed these designs within a pine forest and created atmosphere and lighting that matches a particular time of a day (e.g. morning or evening) to show each monument in the best way.
Instruction: Click on me!
There is an eye watching you through the peephole. It’s the eye of the firing squad. It’s as if he’s returning to Sandormoh to the scene of the crime. It is as if it continues to watch – now for you.
It is important for us to remember those who were the executioners. Not to dehumanise them and symbolically avenge them, but to understand how people turn into non-humans, how willingness to be part of the system or simple loyalty can kill the humanity in a person. We need to look them in the eye without fear. We need to find out how they lived their lives, how they separated “work” from their personal lives, how they babysat their children and grandchildren, what they told their mother about their work. What they dreamed about, if they could dream, and what they believed in, if they could believe in anything. They killed and tortured people out of fear of being in their victims’ shoes or out of resentment and bitterness
The work “Cassations” is based on photographs of real people – victims of the “Great Terror”, who were, until recently, hidden in the grounds of the Sandormoh firing range.
Historical and memorial institutions today do not look to the past, but to the future. By structuring our present vision of the past they structure at the same time a future that looks to our present, shaped by what we know about our past and how we see it.
“Cassations” – appeal to the phenomenon of “post-memory”, describing the position that today’s generation takes in relation to the personal, collective and cultural trauma of those who lived before. Post-memories are events that we ‘remember’ (or would like to remember) only through stories, images or, conversely, through silences, secrets and efforts at oblivion. These events are transmitted on such a deep level that it is as if they themselves become full-fledged memories. Thus the post-memory connection with the past is not through remembering, but through the need and desire to “remember”. Through the engagement of imagination and creative mechanisms.
The deformed and traumatised – pictures in Cassations rely not so much on history, but on poetry, as a skill which perhaps historians need to master, if they want to tell the difficult story of the destruction of their own people.
One of the prisoners of Solovetsky camp shot in Sandormoh – Alexey Vangaim. He was 56 years old. In the 1920s he set up the Weather Bureau – today’s Hydrometcentre. Vannheim was involved in the major geophysical projects of his time. But in 1934 he was arrested and sent to Solovki. In Moscow he was left with a four-year-old daughter. He tried to teach her from a distance, as he would have if he had been around. He collected flowers and leaves, made herbaria from them and sent them to his daughter, explaining how plants were arranged. So once glued on paper a dandelion in all stages of flower development. Vanheim was shot when his daughter was 7 years old. His efforts were not in vain. Eleonora Alexeyevna Wangheim became a doctoral candidate in geological-mineralogical sciences.
Instruction: push the buttom
The image is inspired by ancient ossuaries – repositories of the bones of the dead. In the work, skulls cover the ruined head of a Soviet sculpture.
Ildar Yakubov’s video mapping is based on a speech given by the Consul of the Republic of Poland, Josef Skotolev, on the opening day of Sandormoh in 1997. He spoke of his fellow Poles, mostly Catholic priests, who were shot here. But he immediately stipulated that there should be no national, religious or social animosity in Sandormoh. The terrible experience unites everyone in a single human grief, and this feeling should be the pledge of mutual forgiveness for all of us, from very different countries. This was the hope of the Polish Consul Josef Skotoleff in 1997.
There were many priests among the Poles killed in Sandormoh. Polish priests had parishes in the territories of Ukraine and Belarus even before the revolution and continued to serve under Soviet rule. Many of them ended up in Solovki. And not incidentally: this camp was special, as all those who were considered to be the main ideological enemies were sent there. Sandormoh victims included priests of the Russian Orthodox Church up to bishops, Lutheran priests and more than 30 Catholic priests.
The Sandormoh memorial was unveiled on October 27, 1997 and a chapel was built in a week’s time. The chapel survives to this day. There are two aspects to its appearance: Sandormoh has not only Christians of various confessions, but also Muslims and Jews. On the other hand, the chapel has a special character, resembling a forest hut where people leave each other candles and matches. A memory book containing the names of all the victims of the massacre is kept here.
Yuri Dmitriev is a researcher of political repression in the Soviet Union. Since the 1990s he has searched for the places of execution and burial of victims of repression from the inhabitants of Karelia and the inmates of Karelian camps. In 1997 Dmitriev joined the expedition of the St. Petersburg “Memorial” and discovered the execution pits of Sandormoh*. Over the following years, he continued to search for and clarify the locations of the shootings and the names of the victims. Karelian KGB officers themselves forwarded letters to Dmitriev from people who were looking for the graves of their relatives. The characteristic style of his letters gives an idea about the person. Here is one of them:
“Dear Kira Mikhailovna,
FSB workers have forwarded your letter to me only now.
By happy coincidence this very year on July 1 the place of execution of “Solovetsky prison camp”, which was buried for 60 years in deep woods of Karelia, was found.The existence of this stage was reported to me by members of the St. Petersburg Memorial Research and Information Centre, who also handed over the lists of the stage.
In the record No. 81 under No. 119 there is Nabokov Mikhail Mikhailovich, born in 1897, the native of Omsk…
I know it is impossible to accept the grief of losing a dear and dear person, but as you are reading this letter, perhaps at this very moment, over the place where he and another seven thousand people executed by the Stalinist executioners in 1937-1938, the place of their last resting place, soft music is playing and fresh flowers are laying on all the 236 once secret graves.
Unfortunately, I have only now received your letter and, unfortunately, you did not give me your phone number which is why I was not able to contact you earlier.
On October 27, at 11 o’clock in Sandarmoh, on the sixtieth anniversary of the execution of Solovetsky Camp, there will be a “Penitential Day” action; church service for the dead will be conducted and a monument to all those killed by the communist executioners will be unveiled with a simple and quiet inscription: “People, do not kill each other…” and a separate plaque to Solovetsky Camp.
I will try to send you photos and press.
Sincerely, Yury Dmitriev”.
From 2016 to 2022, with a short break, Yuri Dmitriev was in a pre-trial detention centre in Petrozavodsk under investigation on charges of indecent assault of a minor and illegal possession of weapons. His case has been under investigation for almost six years. We cannot know the real details of the case, but we do know the details of its course. Two acquittals, the dismissal of the prosecutor and the demotion of the judge after acquittal, the review of the case, the indictment, the knowingly lenient sentence on the serious charge, the unexpected multiplication of that sentence by a factor of five. On 15 March 2022 the sentence of 15 years in a strict regime colony came into force.
Yuri Dmitriev on the day of the discovery of Sandormoh. July 1, 1997. Source: Iofe Foundation archive
Yuri Dmitriev under investigation. Photographer Svetlana Kulchitskaya
Yuri Dmitriev under investigation. Photographer Svetlana Kulchitskaya
Yuri Dmitriev under investigation. Photographer Svetlana Kulchitskaya
* Флиге И.А. Сандормох: драматургия смыслов. СПб.: Нестор-История, 2019. С. 70.
** Дмитриев Ю.А. Место расстрела Сандармох. Петрозаводск: Барс, 1999. С. 289.
December 13, 2016
January 2017
April 11, 2017
charges:
January 27, 2018
April 5, 2018
Sentence
June 6, 2018
June 14, 2018
June 27, 2018
June 28, 2018
charges:
November 18, 2018
November 23, 2018
December 2018 – March 2020
March 23, 2020
July 22, 2020
Sentence:
September 29, 2020
From October 20, 2020
March 29, 2021
October 12, 2021
December 27, 2021
March 15, 2022
March 16, 2022
The Sandormoh online exhibition was created by the Iofe Foundation (St.Petersburg) with the participation of the Czech Memorial (Prague) and Gulag.cz to mark the 25th anniversary of the discovery of the firing range where in 1937-1938 5130 inhabitants of Karelia and inmates of the White Sea-Baltic prison camp and 1111 prisoners of the Solovetsky camp were murdered.
The historical section of the exhibition contains three narrative routes and two locations that reveal stories related to Sandormoh. These are the history of mass shootings which took place here in 1937-1938, the history of the search for the place which started in the late 1980s and the history of the perception of Sandormoh and political repression in Russian society. And these are the fates of people connected in different ways with this place and these events.
The art section of the exhibition contains 16 works by contemporary artists that reflect on the theme of mass shootings at Sandormoh and the repression as such.
The artists’ works and exits are lost in the space of Sandormoh forest. Wandering among the pines, unexpectedly finding objects and locations, each visitor walks his or her own path through the exhibition.
Design and developing: hptx
Courators: ***** ********, ________ ____
Sound design (Forest, route: Empire): sound artist Pug Heel & Vip Zip
Scientific work: Iofe foundation
We invite you to take a walk through the digital forest, created on the basis of a real forest tract – Sandormokh.
The virtual forest is endless, you can go in any direction.
To move, hold the arrows on your keyboard or the WASD buttons.
Hold shift to speed up a bit.
To control the camera, hold down the left mouse button and move it.
Walking, you will meet art-works – monuments. These are installations and works of art inscribed in the forest. Some of the works are interactive.
To see the signature for the work, hover over it.
Sometimes you will stumble upon a gate – go through it, this is the entrance to the historical route. There are three of them – “The Lost Stage”, “Empire”, “Will Not Repeat”. The routes are dedicated to historical episodes associated with this place.
You won’t get lost, the menu on the right will serve as a guide for you.
In the menu you will find a list that shows locations and other objects located in the forest. The passed routes are crossed out, the passed Monuments are fixed by the counter. Try to find them all.
The last scene you will find in the forest is “Never again”. It is endless, it is impossible to get out of it, just like jumping off the spiral of history. But you can always hit ESC to get out of any route back into the forest.
Большой террор в Карелии и на Соловках
3 июля 1937 Сталин направил Ежову телеграмму «Об антисоветских элементах», подлежащих учёту и расстрелу. 30 июля Ежов выпустил приказ НКВД № 00447, положивший начало Большому террору. 5 августа 1937 года приказ вошёл в силу.
Директива ЦК ВКП(б) № 863 [3 июля 1937 г.1] ШИФРОМ СЕКРЕТАРЯМ ОБКОМОВ, КРАЙКОМОВ и ЦК НАЦКОМПАРИЙ. Источник: Проект «Бессмертный барак» Директива ЦК ВКП(б) № 863 (bessmertnybarak.ru)
В соответствии с приказом расстрельный приговор могли выносить тройки в составе начальника местного НКВД, секретаря обкома и прокурора. Таким образом, суд проходил без стороны защиты и без присутствия обвиняемых, которые могли так и не узнать о приговоре до расстрела.С этого момента в местные НКВД стали спускаться квоты на расстрел. По этим квотам суду тройки подлежали как заключенные лагерей и тюрем, так и ещё не привлекавшиеся люди, которых арестовывали уже в ходе Большого террора. В Карелии это были заключённые Белбалтлага, ссыльные и местные жители.В Соловецкий лагерь особого назначения также были спущены квоты. Из заключённых нужно было отобрать 1200 человек. Позже лимит был увеличен на 425 человек. Потом ещё на 200. Этих людей должны были этапировать на материк и расстрелять. Первый этап – 1111 человек – посадили на баржу в октябре. Второй – 509 человек – в декабре. Остальные были расстреляны прямо на Соловках. Точное место расстрела и захоронения 509 человек из второго этапа неизвестно до сих пор. А вот первый этап удалось найти.
Предписание начальника УНКВД по Ленинградской области №189852 от 16.10.1937 (без архивного адреса). Опубл.: Мемориальное кладбище Санодормох. 1937: 27 октября — 4 ноября. СПб.: НИЦ «Мемориал», 1997. С.166.
Рапорт капитана Матвеева о приведении в исполнение расстрела. Опубл.: Мемориальное кладбище Санодормох. 1937: 27 октября — 4 ноября. СПб.: НИЦ «Мемориал», 1997. С.166.]
Вениамин Викторович Иофе окончил Ленинградский Химико-технологический институт. В 1964–1965 участвовал в издании общественно-политического журнала «Колокол», был автором статей о перспективах политической и производственной демократии в СССР. В 1965-м арестован и приговорён к 3 годам лагеря строгого режима, которые отбывал в Мордовии. Вернувшись в Ленинград, занимался изучением истории оппозиционных движений в России, публиковал статьи в неподцензурных сборниках.
В конце 1980-х годов тема репрессий стремительно вошла в публичное поле; её стало можно обсуждать вслух. На эту тему возник огромный общественный запрос. Иофе встал у истоков ленинградского-петербургского «Мемориала», создал Научно-информационный центр, в архиве и библиотеке которого собраны личные свидетельства и документы по истории советского террора, Гулага и истории сопротивления режиму.
Одной из ведущих тем НИЦ «Мемориал» в Петербурге стала история Соловецкого лагеря, в том числе – поиски следов «соловецких этапов», заключенных, отправленных с островов на материк осенью 1937 и бесследно исчезнувших.
В.В. Иофе умер в 2002 году, с этого времени Научно-информационным центром «Мемориал» руководит его вдова Ирина Флиге.
В июне 1989 года в поезде Ленинград – Петрозаводск ехала группа людей, собранная «Мемориалом». Ехали они на Соловки на открытие маленького музея, посвященного лагерю.
В группе были в основном дети соловецких заключенных. Но были и жёны, братья, сёстры, люди того же поколения, пережившие родных на полвека. Всё это время они посылали запросы в органы НКВД. Теперь, впервые, люди с одной судьбой оказались вместе. Их родственники, отбывавшие срок в одном лагере, могли быть знакомы.
Это была не просто поездка на открытие, но встреча с тем местом, где прошли годы заключения, последние годы их близких. Однако все надеялись узнать что-то и про другое место – место расстрела. Где оно, не знали даже в НКВД.
В поезде Иофе стал рассматривать новые справки о смерти, которые выдали родственникам совсем недавно взамен старых, тридцатилетней давности. Он увидел: даты смерти укладываются в неделю. 27 октября, 2, 3, 4 ноября 1937 года. Иофе понял, что за этими справками стоит один массовый расстрел. Скорее всего, предположил он, это и есть тот этап, который вывезли с острова осенью 1937 года.
Справки, которые рассматривал Иофе, были свежие, только что выданные. Родственники заново обращались за ними в КГБ в конце 1980-х, потому что с появлением «Мемориала» и первых публичных исследований стало ясно, что в справках конца 1950-х начала 1960-х годов информация была ложная.
После смерти Сталина начался процесс реабилитации и живых, и мертвых. Живых освобождали из заключения. Мертвых признавали невиновными посмертно. Сама система начала пересматривать свои решения. Прокуроры проверяли дела и делали вывод об их безосновательности. Но выводы внутренние и внешние были разные. Во внутренней переписке органов – полная ясность по факту расстрелов. Однако были выпущены специальные указания (КГБ при СМ СССР №8сс от 24/УШ-1955 года, МВД РСФСР №3/7337 от 22/IX-1955 года) о том, чтобы в справках указывать случайную дату и случайный диагноз как причину смерти. Многие родственники долгие годы доверяли этой информации.
Свидетельство о смерти П.Г. Пеннер с неправильной причиной и датой смерти. 1957 год. Источник: Архив Фонда Иофе
Свидетельство о смерти П.Г. Пеннер с правильной причиной смерти – расстрел – и неправильным указанием места расстрела (Ленинград). 1995 год. Источник: Архив Фонда Иофе
Во внутренней переписке слышно отношение к полуправде тех, кто пересматривал дела. Так, в ответ на запрос жены выдающегося украинского поэта Николая Зерова, сотрудники органов изучили документы, узнали, что он был расстрелян 3/XI-1937 года, и решили указать, «что он умер в местах заключения 13/Х-1941 года от паралича сердечно-сосудистой системы». Однако это решение, которое оперуполномоченный направляет своим подчиненным для исполнения, сформулировано не как обычно – «ПОСТАНОВИЛ», а неуверенно – «ПОЛАГАЛ БЫ». А, например, сотрудник, разбиравший дело четырех братьев: Михаила Александровича, Николая Александровича, Александра Александровича и Василия Александровича Поповых, – уже в 1963 году считал возможным прямо объявить дочери Михаила Александровича о расстреле, но только в устной форме.
Внутренняя переписка НКВД об ответе на запрос вдовы поэта Николая Зерова. Источник: Архив Фонда Иофе
В конце 1980-х – начале 1990-х годов и в официальных ответах появилась личная интонация печали и даже вины. «Понимая глубину трагедии, постигшей Вас и Ваших близких в связи с необоснованным осуждением Будницкого Даниила Зельмановича, прошу принять искренние соболезнования» – звучит в официальном ответе начальника секретариата военной коллегии верховного суда СССР от 1988 года на запрос дочери. Это особенно заметно на фоне того, что такая интонация была не во всех письмах. Кто-то ограничивался простым изложением фактов. «В связи с Вашим заявлением сообщаю, что Полищук Валериан Львович на основании постановления Особой тройки УНКВД Ленинградской области от 9 октября 1937 года расстрелян. В имеющейся у Вас справке причина смерти Полищука В.Л. указана неправильно. Сведениями о месте захоронения военный трибунал не располагает».
Официальный ответ дочери Д.З. Будницкого с соболезнованиями. 1988 год. Источник: Архив Фонда Иофе
Ответ на запрос вдове В.Л. Полищука. 1990 год. Источник: Архив Фонда Иофе
Извещение о ложной информации в свидетельстве о смерти В.Л. Полищука. 1988 год. Источник: Архив Фонда Иофе
Органы действительно не располагали сведениями о месте расстрелов. Впечатляющая хозяйственная аккуратность заставляла их не уничтожать, а систематически сохранять личные дела репрессированных, списки и протоколы расстрелов. Однако в этих документах никогда не упоминалось место исполнения приговора и место захоронения.
Иофе постоянно следил за публикациями по истории репрессий. В 1996 году бывший сотрудник КГБ Е.Ю. Лукин выпустил книгу «На палачах крови нет». В отличие от исследователей, он имел доступ к секретным документам. По ним он попытался реконструировать психологию палача и понять, как могли сотрудники НКВД приводить в исполнение массовые расстрельные приговоры. Фактически Лукин оправдывал палачей тем, что они попали в соответствующий контекст и делали свою работу, невзирая на то, что они лично в упор расстреливали по нескольку тысяч человек по ложным приговорам. В 2022 году книга переиздана и представлена на Книжном салоне на Дворцовой площади.
Отрывок из показаний участника расстрелов Миронова Н.Н. с географическими подробностями. Источник: Протокол судебного заседания Военного трибунала войск НКВД СССР Ленинградского округа. 24–26.05.1939. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д.№11602. Т.4. Лист дела не зафиксирован.
Иофе обнаружил в книге Лукина упоминание об уголовном деле, в котором фигурировал исполнитель расстрела соловецких заключенных капитан госбезопасности М.Р. Матвеев. Вскоре они смогли добиться его выдачи в архиве в надежде, что это следственное дело должно пролить свет на место расстрелов. Один из участников расстрелов рассказывал, что команда боялась криков заключенных в дороге, которые на протяженной и людной трассе мог услышать кто угодно. Вскользь он проговаривался и о длине пути – 16 километров от Медвежьегорска, – и о названии близлежащего поселка Пиндуши, где как-то раз сломалась машина с приговоренными. Из этих деталей стало ясно, где искать.
Разговаривая с местными старожилами, исследователи узнали, что в те годы ходили слухи о расстрелах около карьера. На дороге, которая подходила под описание, действительно был карьер, но на 19-м километре. Пазл сложился, когда выяснилось, что в 1950-е эта дорога была удлинена за счёт объезда, Современный 19-й километр был 16-м километром в 1937 году.
Следственное дело против палачей Сандормоха сыграло неоценимую роль в обнаружении места преступления. Однако значение этой папки документов – гораздо больше. Оно позволяет нам узнать подробности последних дней жизни жертв Сандормоха. Эти подробности оказываются страшнее расстрела.
В 1938 году группе сотрудников НКВД Карелии во главе с А.Ф. Шондышем и И.А. Бондаренко было предъявлено обвинение в превышении должностных полномочий. Они обвинялись в том, что избивали и пытали заключенных до того, как их расстрелять. Само это дело не должно вызывать иллюзий. Людей, которые лично убили более 6 тысяч человек, обвиняли только в том, что они жестоко обращались с ними, прежде чем расстрелять. Это были внутренние интриги внутри НКВД. Если бы кто-то по какой-то личной причине не захотел устранить Бондаренко и Шондыша, их жестокость осталась бы безнаказанной.
Шондыш и Бондаренко отвечали за приведение в исполнение расстрельных приговоров заключенным Белбалтлага и жителям Карелии. К их делу по их показаниям привлекли и сотрудника НКВД Ленинграда М.Р. Матвеева, который приезжал в Карелию только один раз на одну конкретную операцию – расстрел соловецкого этапа.
Список принимавших участие в операции по расстрелу. Источник: Дело по обвинению Шондыш А.Ф., Бондаренко И.А. и др. №11602. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д. №11602.
Условная фраза «На этап годен» означала, что допущен к расстрелу. Источник: Дело по обвинению Шондыш А.Ф., Бондаренко И.А. и др. №11602. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д. №11602.
Донос на капитана Матвеева. Матвеев на суде возражал против содержания этого доноса. Источник: Дело по обвинению Шондыш А.Ф., Бондаренко И.А. и др. №11602. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д. №11602.
Допрос о колотушках и количестве людей в изоляторе. Источник: Дело по обвинению Шондыш А.Ф., Бондаренко И.А. и др. №11602. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д. №11602. ]
Из показаний самих палачей, зафиксированных протоколом суда, следуют страшные подробности. Заключенных раздевали до белья, связывали руки, связывали ноги, после этого бросали на дно грузовика и отвозили на расстрел. В «комнате связывания рук», в «комнате связывания ног», в грузовике и на «месте приведения приговоров в исполнение» некоторых избивали или душили. Чаще всего тех, кто что-то высказывал против, либо тех, кто кричал и обнаруживал себя; изредка – без повода. Били револьверами или специально изготовленными колотушками по голове, протыкали специально изготовленным штыком с острым концом, душили полотенцами. В связи с этим некоторые заключенные могли сами дойти до расстрельной ямы, а некоторых приходилось относить. После этого прямо в яме им стреляли в затылок.
Показания члена расстрельной команды, носившего людей в ямы от грузовика. Источник: Дело по обвинению Шондыш А.Ф., Бондаренко И.А. и др. №11602. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д. №11602.
Показания об убийстве приговоренных в изоляторе. Источник: Дело по обвинению Шондыш А.Ф., Бондаренко И.А. и др. №11602. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д. №11602.
Подробное описание вывоза и расстрела заключенных в показаниях Н.Н. Миронова. Источник: Дело по обвинению Шондыш А.Ф., Бондаренко И.А. и др. №11602. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д. №11602
Подробное описание вывоза и расстрела заключенных в показаниях Н.Н. Миронова. Источник: Дело по обвинению Шондыш А.Ф., Бондаренко И.А. и др. №11602. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д. №11602.]
В начале 1990-х годов историю репрессий в Карелии стал изучать бывший сотрудник МВД, следователь по особо важным делам Иван Чухин. Он вышел из состава коммунистической партии, вошёл во фракцию «Демократическая Россия» и стал депутатом сперва Верховного Совета от РСФСР, а после распада Советского Союза – Государственной думы Первого созыва. Чухин был одним из авторов Закона о реабилитации жертв политических репрессий 1991 года. Также он возглавил Петрозаводское отделение «Мемориала».
Ему удалось найти протоколы как местных, карельских, расстрельных приговоров, так и московских, спускавшихся к исполнению в Карелии. Приговоры касались заключенных Белбалтлага, а также людей, сосланных в Карелию или местных жителей. Он составил таблицы, на основе которых начала создаваться карельская Книга памяти – списки жертв политических репрессий в Карелии. Чухину были известны примерные места разных расстрельных полигонов, однако конкретное местонахождение было установлено в редких случаях. За два месяца до обнаружения Сандормоха Иван Чухин погиб в автокатастрофе.
Юрий Дмитриев заинтересовался работой Чухина и стал помогать ему в составлении списков. После гибели Чухина Дмитриев продолжил его дело. Впоследствии Дмитриев провёл огромную работу по уточнению и корректировке списков. Количество страниц с одними списками репрессированных в Карелии, которые сверил Дмитриев, составляет более 500 страниц.
Благодаря совокупной работе Иофе и Флиге по истории соловецких этапов и Дмитриева по карельским расстрелам Сандормох стал одним из немногих расстрельных полигонов Большого террора, где установлены имена всех погибших.
Дмитриев познакомился с Иофе и Флиге в июне 1997 года в одном из архивов Карелии. Они предложили ему присоединиться к экспедиции по поиску расстрельного полигона на 19-м километре.
Обнаружение Сандормоха. 1 июля 1997 года. Источник: Архив Фонда Иофе
Солдаты, привлечённые к раскопкам, смотрят на открывшиеся останки жертв расстрелов. 1 июля 1997 года. Источник: Архив Фонда Иофе
Юрий Дмитриев находит останки жертв расстрелов. 1 июля 1997 года. Источник: Архив Фонда Иофе
1 июля 1997 года Иофе, Флиге и Дмитриев выехали к карьеру на 19-й километр. Они рассчитывали, что поиски могут занять около месяца. Через несколько часов после приезда Дмитриев увидел в лесу проседания почвы и понял, что это абрисы расстрельных ям. Когда стали копать, наткнулись на человеческие останки. Все черепа были прострелены насквозь. Вениамин Иофе дал этому безымянному месту имя «Сандормох». Так на старых картах назывался уже исчезнувший хутор, находившийся неподалёку.
Экспертиза останков и обустройство первых памятных знаков заняло несколько месяцев. 27 октября 1997 года, через шестьдесят лет после расстрела люди смогли прийти на могилы своих родных. С 1998 года регулярным днём Памяти в Сандормохе стало 5 августа, день начала Большого Террора в 1937 году.
Открытие мемориала в Сандормохе 27 октября 1997 года. Источник: Архив Фонда Иофе
Родственники расстрелянных на открытии мемориала в Сандормохе. Источник: Архив Фонда Иофе
Эта история – важный сегодня урок доказательности исторической науки. В многокилометровых лесах люди нашли именно то место, которое искали. Они с точностью до нескольких метров определили ту единственную точку, где лежат расстрелянные. Это свидетельствует о том, что история – точная наука. Исторические документы при их корректном изучении складываются в систему и приводят к осязаемым выводам.
Это свидетельствует и об обратном. Если историческая гипотеза не находит документальных подтверждений, это отражает не субъективность истории или неоднозначность темы, а простую несостоятельность исследования.
Уже в 1997 году в Сандормохе стали появляться первые памятники. Был выбран образ старообрядческого креста-голубца. Он имеет историческую связь с Карелией, где много старообрядцев, и мягко вписывается в лес: столбики-голубцы сочетаются со стволами сосен. Родственники репрессированных сами ставят голубцы, пишут на них имена, вешают фотографии своих родных. Некоторые фотографии вешают прямо на стволах деревьев.
Помимо этого, появилась череда национальных памятников, поставленных диаспорами. Эти памятники отражают широчайшую географию советского террора и национальный аспект политики Сталина. В Сандормохе лежат люди 58 национальностей. Это, во-первых, представители народов Советского союза, исторически относившиеся еще к Российской империи. Один из самых сильно пострадавших в Сандормохе народов – украинцы, только среди 1111 соловецких заключенных их около 300. Из-за этого одной из самых многочисленных делегаций на Днях Памяти в Сандормохе стала украинская, они приезжали из Украины на автобусе.
Этапный список к Протоколу особой тройки №83. Расстрелянные 03.11.1937. Начало перечня украинцев // Дмитриев Ю.А. Место памяти Сандармох. Петрозаводск, 2019. С. 366. Место памяти Сандармох. — Петрозаводск, 2019 (imwerden.de)
После того, как Крым был присоединен к РФ и начались военные столкновения на Донбассе, украинская делегация перестала приезжать в Сандормох. С 2016 года представители администрации Карелии стали пропускать официальные церемонии 5 августа. В конце 2016 года Юрий Дмитриев был задержан по обвинению в развратных действиях в отношении несовершеннолетней и незаконном хранении оружия. Он не признал вину по этим обвинениям. За 6 лет следствия он был дважды оправдан и дважды осужден, приговор колебался от 3 лет 6 месяцев лишения свободы до окончательных 15 лет. Начавшись в 2016-м, следствие завершилось в марте 2022 года. Дмитриева отправили в колонию строгого режима.
В том же 2016 году Российское военно-историческое общество выдвинуло гипотезу, что, помимо жертв сталинского террора, в Сандормохе лежат солдаты Красной армии – жертвы финских военных, занимавших Карелию во время Великой Отечественной войны. В 2019 году представители общества провели повторные раскопки и эксгумировали скелеты нескольких женщин и нескольких мужчин. На пресс-конференции они показали обнаруженные находки, такие как «предмет, похожий на пуговицу военного образца, на котором отчетливо виден контур, похожий на звезду». Исходя из этого они сделали вывод, что останки принадлежат красноармейцам. Документы, подтверждающие такую гипотезу, представлены не были. Судьба эксгумированных останков неизвестна. В официальном ответе на запрос депутата Законодательного собрания Республики Карелия Эмилии Слабуновой было сообщено, что останки захоронены на Медвежьегорском кладбище, однако показать депутату место захоронения администрация Медвежьегорска не смогла. Родственники репрессированных направили письмо в разные административные структуры, такие как Министерство культуры и Правительство Карелии, с просьбой не тревожить останки жертв Сандормоха.
Вот уже 25 лет люди собираются в Сандормохе 5 августа. Прежде приезжали чиновники. По-прежнему приезжают главы национальных диаспор и дипломаты из многих стран. И конечно, приезжают родственники расстрелянных. В последние годы к ним присоединились те, кто не имеет семейного отношения к жертвам – участники акции «Возвращение имен». История Сандормоха никогда не была ограничена рамками Карелии и Соловков. Сегодня общественная значимость Сандормоха стала очевидней, чем когда-либо.
In the late 1920s Kharkov began to build a house with 66 flats specifically for writers and cultural workers. The house was shaped like a letter “C”, and was called Slovo (The Word). In 1930 it was occupied, and the flats were moved in by the top Ukrainian poets, writers, directors, actors and artists.
The “Slobo” building, 1930-th, Source: ProSlovo.com
In 1933 the publicist and poet Mikhail Yalova was arrested and sent to Solovki. From that moment on there were continual arrests in the Slovo (Slovo). The inhabitants of 40 out of the 66 flats in the building were subjected to repression. Some were sent into exile, some to camps. Most were subsequently shot, some in Kiev, some in Kharkov, and ten in Sandormoh. Among them were the director and reformer of the Ukrainian theatre, Les Kurbas, the prominent playwright Nikolai Kulish and the writer Valerian Pidmogilny.
Valeryan Pidmogilny’s questionnaire of the accused indicating the address of the “Slovo” building. Source: Iofe foundation archive
Nikolay Kulish’s questionnaire of the accused indicating the address of the “Slovo” building. Source: Iofe foundation archive
The “Slovo” Building in our exhibition is a collective image. Its ten inhabitants are an outstanding, but small proportion of the executed members of Ukrainian culture. On the whole the figures here are of a different order: of the total number of 1111 people in the Solovetsky execution alone, about 300 are Ukrainians. Among them were those who had actually opposed the Bolsheviks before and after the revolution; and senior officials who had worked under the auspices of the Communist Party; and ordinary scientists and artists. This is one of the most seriously affected national groups in Sandormoh. For this reason, the Ukrainian delegation has been one of the most numerous at the Sandormoh commemorations for many years in a row.
Since 2014, the Ukrainian delegation has stopped coming to Sandormoh.
On 7 March 2022, the Slovo house was damaged during shelling in Kharkiv.
To reconstruct a fragment of the entryway, schematics collected by the creators of the ProSlovo.com / Budynok Slovo / Fotoraphy / Plani Budinku project were used
The walls of the entrance are decorated with fragments of the poems of Slovo (Ukrainian poets Andriy Paniv and Valerian Polishchuk, playwright Mykola Kulish and a fragment of the poem “Slovo” by the Kiev poet Marko Voronoi. They were all shot in Sandormoh.
См.: Yuriy Lavrinenko. Shot to Death: Anthology 1917-1933. Poetry – prose – drama – essay. Paris, Instytut Literacki, 1959. // Kyiv, Prosvita, 2001. 794 с. // K.: Smoloskip, 2007. – 976
the “Slovo” building. 2016. Source
the “Slovo” building. March, 7, 2022. Source: objectiv.tv
Detailed information about the “Slovo” building on a special Kharkiv resource: ProSlovo.com / Будинок Слово / Історія
An article about the work of Les Kurbas and Mykola Kulish, the largest figures of the Ukrainian theater, who lived in the “Slovo” building and were shot in Sandormokh: 2009_3-4_310-335_ermakova.pdf (sias.ru)
Several translations of the sonnets of the poet Nikolai Zerov, who lived in Kyiv and was shot in Sandormokh: Чистый четверг — Журнальный зал (gorky.media)
total number of people shot in Sandormoh
Of these:
— residents of Karelia and inmates of Belbaltlag, shot in Sandormoh during the Great Terror in 1937 – 1938
— were inmates of Solovetsky prison (Solovetsky camp), shot in Sandormoh between October 27th and November 4th, 1937
total number of Solovetsky prisoners sentenced to execution by the Special Troika of the Leningrad NKVD in 1937
— total number of Solovetsky prisoners, shot in 1937 in Sandormoh
— number of Solovetsky prisoners, who were to be taken out and shot in the first stage
died in Solovetsky hospital before being sent to be shot, 4 people were transported to other camps and NKVD prisons after being sentenced, all but one were shot later
— were transported in second stage from Solovki and shot in an unknown place, presumably near Leningrad
— had to be shot directly on Solovki, as they could not be transported to the mainland before the end of the navigation period
— shot at Solovki
— were executed later: against one prisoner execution was delayed due to her pregnancy (she was executed on May 16, 1938 after the birth of her child, the fate of the child is unknown), the second was transferred to the path of the White House, and was executed in Sandormoh on April 19, 1938
You can stay in the forest or reload the scene to complete the route again
